Вы же знаете, как бывает, когда двое беседуют. Один говорит, а другой перебивает его: "Ну точно, как у меня, я..." и начинает рассказывать о себе, пока первому уже, в свою очередь, не удается вставить: "Ну точно, как у меня, я..."
Эта фраза "Ну точно, как у меня, я..." может казаться согласным эхом, продолжением мысли собеседника, но это вовсе не так: на самом деле это грубый бунт против грубого насилия, стремление высвободить из рабства собственное ухо и силой завладеть ухом противника. Ибо вся жизнь человека среди людей не что иное, как битва за чужое ухо.
Об авторе
- Профессия автора: Писатель
- Национальность: чехословацкий
- Дата рождения: 1 апреля 1929 г.
Обновлённые авторы
Темы
Цитаты в тренде
Это было мертвое тело женщины, по-видимому, жидовки. Казалось, она была еще молода, хотя в искаженных, изможденных чертах ее нельзя было того видеть. На голове ее был красный шелковый платок; жемчуги или бусы в два ряда украшали ее наушники; две-три длинные, все в завитках, кудри выпадали из-под них на ее высохшую шею с натянувшимися жилами. Возле нее лежал ребенок, судорожно схвативший рукою за тощую грудь ее и скрутивший ее соими пальцами от невольной злости, не нашед в ней молока; он уже...
Николай Гоголь
Вода – это самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного.
Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое. Это знают все, но люди не могут это осуществлять. Поэтому совершенномудрый говорит: "Кто принял на себя унижение страны – становится государем, и, кто принял на себя несчастье страны – становится властителем".
Правдивые слова похожи на свою противоположность.
Лао-Цзы
– Я начинаю находить в этом удовольствие. На сегодня довольно, но мной овладевает дьявольское любопытство – посмотреть, насколько хватит твоих сил… жестокое желание – видеть, как ты трепещешь под ударами моего хлыста, как извиваешься… потом услышать твои стоны и жалобы… и мольбы о пощаде – и все хлестать, хлестать, пока ты не лишишься чувств. Ты разбудил опасные наклонности в моей душе.
Леопольд фон Захер-Мазох
Юнцы этого возраста еще хуже: у них такой всезнающий вид, ничто не может выбить их из седла, ничто не может их пленить, они говорят с девушками, как прирожденные сутенеры, читают книжки, не разрезая страниц, взирают на любые убеждения и философские учения, как на сущий вздор, и при всем этом не могут отличить бургундское от кларета, а Шекспира - от Анри Бернштейна. О, мой друг, следует запретить возраст до 25 лет!
Артур Кестлер
