Чернь Цитаты (страница 33)
-
-
-
Считается, что самые большие страдания приносит пребывание поблизости от Сатаны. Когда-то самый доверенный из Божьих ангелов, он переродился так, что даже демоны страшатся на него смотреть. Говорят, у него три зияющие пасти, нижняя часть тела покрыта черной клочковатой шерстью, перепачканной кровью, и три пары перепончатых, как у летучей мыши, крыльев… Крыльев, уже давно утративших все до единого белые, похожие на голубиные перья, которые когда-то украшали его как обладателя высшего ранга в...
Алекс Белл
Гайавата-фотограф. На плече у Гайаваты -
Ящичек из палисандра:
Аппарат такой разборный,
Из дощечек и стекляшек,
Ловко стянутых винтами,
Чтобы поместиться в ларчик.
Гайавата лезет в ларчик
И шарниры раздвигает,
Превращая ларчик малый
В хитроумную фигуру
Словно бы из книг Евклида.
На треногу ее ставит
И под черный полог лезет.
Скрючившись, рукою машет:
-Ну! Замрите! Умоляю!
Странное весьма занятье. Льюис Кэрролл, 1857 г.
Кантен Бажак
Ведь у каждого человека, маленького и большого, в сердце сидит хорошенькая крошечная девочка в белом платьице. Но только это платьице не всегда бывает чисто. Если кто-нибудь сделает доброе, хорошее дело, то маленькая девочка начинает прыгать от радости и тихо поет веселые песенки.
Но если человек сделает что-нибудь дурное, то маленькая девочка горько заплачет. Да и как же ей не плакать, когда от каждого дурного дела у ней на беленьком платье выходит черное пятнышко, как будто на него...
Николай Вагнер
«Это история», – думал княжич, вспоминая старые свитки. Перекраиваются королевства, и жертвы неизбежны. Митьке представлялась карта, которую режут ножом – и вместо чернил тянулась за клинком кровь. Это история – погибнут и правые, и обманутые. Какая разница, с какой стороны будет сражаться один-единственный Эмитрий Дин, если его кровь все равно вольется в общее русло? Какая разница для истории, которая меряется сотнями и тысячами жизней?
Инна Живетьева
После такой сиесты просыпаешься, не совсем понимая, где ты, кто ты и какой день недели сегодня. На щеке у тебя отпечаталась подушка. Улица за окном медленно оживает. Чувствуешь себя неуютно - как по утрам. Присаживаешься к кухонному столу ошеломленный, приходя в себя, пьешь черный кофе, как будто снова завтракаешь. Да так оно и есть, по сути дела. Пора снова включаться в работу - чтобы прожить вторую половину дня, если это вообще возможно, с такой же отдачей, как и первую.
Поль Ричардсон
Перед ними снова была дверь. Знак на ней – желтый треугольник с черным черепом и перекрещенными костями выглядел просто смешно. Это как трехсоткилометровая дорога от Новосибирска до Барабинска, по которой Гоше однажды довелось ехать. На ней через каждые два километра стоял знак «Кочки» с указателем расстояния действия знака – «5 км». Сдав эти знаки на металлолом и выручив за них деньги, можно было бы отремонтировать все дорожное полотно. Так и здесь. Предупреждающий о смертельной опасности...
Вячеслав Денисов
Наивный. И милый. Очень милый мальчик...
Жаль, но Алина не могла его полюбить. Как и никого другого. Отлюбила уже свое! Давно это было и, как принято говорить, неправда... Только у других чувство хоть тлеет, а у Алины почему то выгорело дотла. А вместе с ним и тот уголок сердца, что за любовь отвечает. С тех пор в душе Алины ничто не пело и не трепетало. И если раньше у нее внутри пульсировала огромная алая «валентинка», то теперь от нее остался черный уголек, но с ним ей было спокойнее...
Ольга Володарская
Я даже подумываю, не надеть ли шляпу - опоясанное черной африканской ленточкой остроконечное зеленое нечто, купленное на рынке Камден. Но шляпы... их ведь нельзя носить вот так, запросто. Это не из серии "ну и что, накинул я себе на голову шляпу". Это должно быть по-другому: "Я ношу шляпу". Причем слово "шляпа" нельзя произнести как, например, слово "носки". Потому что носки - это носки, а вот шляпа - это шляаааапа
Дэвид Бэддиэл
«…Глазам его предстала большая, но беспорядочно обставленная комната. Здоровенный, под потолок, шкаф, скалился пустыми полками, камин в полстены размером был холоден и мертв. За окном тихо царапался дождь, а Владетель сидел в черном исполинском кресле, держа на коленях книгу Воздух отдавал затхлостью…»
Дмитрий Казаков