Где Цитаты (страница 180)
-
-
-
Я – одинокий ворон в бездне света,
Где каждый взмах крыла отмечен болью,
Но если плата за спасенье – воля,
То я спасенье отвергаю это. И я готов упрямо спорить с ветром,
Вкусить всех мук и бед земной юдоли.
Я не предам своей безумной доли,
Я, одинокий ворон в бездне света. Не всем стоять в толпе у Светлых врат,
Мне ближе тот, кто бережет Закат,
Я не приемлю вашу блажь святую. Вы рветесь в рай, а я спускаюсь в ад.
Для всех чужой, я не вернусь назад
И вечности клинком отсалютую…
Вера Камша
Сто шестьдесят тысяч человек, посещающих ежегодно дом Черчилля в Чартуэлле, или 140 тысяч, отправляющихся в резиденцию Асторов в Клайвдене, отчасти привлекает то, что там можно посмотреть, как жил другой класс, и представить себя на его месте. Герцогиня Девонширская считает особенно ценной недоуменную запись в книге для посетителей в Чатсуорте, где расположен их огромный дом: «Видел в саду герцога. На вид вполне нормальный человек».
Джереми Паксман
-- Зеваки, болтуны, попрашайки и... молодежь, -- шепнул Вентура на ухо Луисе.
-- Кто? Где?
-- Здесь. Вокруг. Вот они.
-- А мы?
-- То, другое, третее и четвертое вместе.
-- И -- молодежь?
-- Состарившаяся молодежь или молодящиеся старики. Литература и словесность увлажняют кожу и поддерживают видимость молодости
Мануэль Васкес Монтальбан
Пишут они о тюрьме Гуантанамо, где люди уже семь лет сидят без суда. Важно ведь не только поднять проблему, но и дать ей оценку, и вывод сделать. У заключенных нет статуса военнопленных, на них не распространяется Женевская конвенция 1949 года.
Их пытают. У захваченных и отвезенных на Кубу2 людей нет вообще никакого статуса. Он до сих пор не определен. Это происходит в США, то есть в «цитадели демократии».
Николай Стариков
Леней все звали Брежнева, который находился в шатком неравновесии между маразмом, вставными челюстями и необходимостью все время читать вслух при народе. Леня того и гляди должен был оказаться в мавзолее, где народная молва уже приготовила ему место, поставив две точки над буквой «е»: «Лёнин», дескать, мавзолей.
Людмила Петрушевская