Себя Цитаты (страница 322)
Моя способность представить себе, сколько элементов составляет то или иное множество, имеет свои границы. Я легко могу определить на глазок, четыре или девять коров пасется на лугу, но если их будет больше пятнадцати, то мне уже надо считать их по одной. А всё, что больше тысячи, становится для меня неразличимым.
Эрленд Лу
Я слежу за ним в подзорную трубу, думая про себя: «Вот я тебя вижу, а ты меня нет. Мы с тобой никогда не встретимся, но я хочу, чтобы ты знал одну вещь. Мое время идет иначе, чем твое. Наше время не совпадает. У тебя свое время, и у меня свое. Мой миг отличается от твоего. И знаешь, что это значит? Это значит, что времени не существует. Повторить тебе еще раз? Времени нет. Есть жизнь и смерть. Есть люди и животные. Есть наши мысли. И мир существует. И Вселенная. А времени нет. Можешь не...
Эрленд Лу
Страсти — это его религия, его культ и его ритуал, а он вынужден скрывать их даже от себя самого, особенно, если он не получает поддержки группы. Ценой вымогательства и подкупа его могут заставить отказаться от своей «религии» и стать адептом нового культа — культа робота. Но такой психологический подход отбирает у человека его последнее достояние — способность быть не вещью, а человеком.
Эрих Фромм
— Самое страшное, братья, — это время. Время. Мгновения, которое мы переживаем и которым всё-таки никогда не владеем.
Он достал из кармана часы и поднес их к глазам Ленца:
— Вот она, мой бумажный романтик! Адская машина Тикает, неудержимо тикает, стремясь навстречу небытию Ты можешь остановить лавину, горный обвал, но вот эту штуку не остановишь.
— И не собираюсь останавливать, — заявил Ленц. — Хочу мирно состариться. Кроме того, мне нравится разнообразие.
— Для человека это невыносимо, —...
Эрих Мария Ремарк
Более понятен юмор, если взять весь диалог:
— Что ты мне сказала вчера об этом Бройере? То есть о его профессии?
— Он архитектор.
— Архитектор, — повторил я несколько огорченно. Мне было бы приятнее услышать, что он вообще ничто.
— Ну и пусть себе архитектор, ничего тут нет особенного, верно. Пат?
— Да, дорогой.
— Ничего особенного, правда?
— Совсем ничего, — убежденно сказала Пат, повернулась ко мне и рассмеялась. — Совсем ничего, абсолютно нечего. Мусор это — вот что!
— И эта...
Эрих Мария Ремарк
— Так ведь после войны наверно опять будут бабы, верно? — Хайе облизывается.
— Будут и бабы.
— Вот житуха-то будет, забодай меня комар! — говорит Хайе, и лицо его
оттаивает. — Тогда я подобрал бы себе крепкую бабенку, этакого, знаете ли, драгуна в юбке, чтоб было бы за что подержаться, и без долгих разговоров — в постельку. Нет, вы только подумайте, настоящая перина, да еще на пружинном матраце! Эх, ребята, да я целую неделю и штанов бы не надевал!
Все молчат. Слишком уж ...
Эрих Мария Ремарк