Таму Цитаты (страница 219)
-
-
-
В последнем доме улицы жил Бог — по ночам он иногда выходил из дома, шел к киоску и там, немного подумав и оглядев полки, покупал водку. Обычно четвертинку "Гжелки", а если "Гжелки" не было, то брал все равно какую четвертинку. Шел обратно, садился на жердочку, огораживающую палисадник возле этого дома, выпивал примерно треть, завинчивал бутылку или фляжку, уходил к себе. Жил он, кажется, в четвертом этаже, но его окна выходили во двор, так что с улицы не видно — ложится он сразу спать или...
Андрей Левкин
Видите ли, Нерон не мог не принять какие-то меры. Ведь он начинал выглядеть посмешищем. И он думал так: "Все шло отлично, пока в Рим не заявились из отдаленных провинций эти двое полоумных, носящих диковинные имена - Петр и Павел или что-то в этом роде. Стоило им поселиться здесь, как жить в Риме стало просто невозможно. Толпы зевак, глазеющих на их чудеса, не дают проехать повозкам и колесницам - движение стопорится. Терпеть это далее нет сил. Я, имеператор, не имею покоя. Встанешь утром,...
Оскар Уайльд
Кто это там с человеком? Это же… не человек!
— Ну да, это женщина.
— А она откуда взялась?! Должен же был получиться второй человек, а это… это какое-то непонятное существо!
Шамбамбукли забеспокоился.
— Я все сделал, как ты сказал. Усыпил человека, вырезал у него ребро…
— Ребро? Ребро?!
— Ну да.
— А надо было аппендикс! Он же специально для этого предназначен!
— Ааа… То-то я еще удивился, зачем у человека лишняя деталь? — Нуу… — Мазукта потер подбородок, —...
Петр Бормор
... Но смотреть на звезды, друзья мои, и сознавать, что эти крохотные голубые искорки, – если ступить на них ногой, – оказываются царствами безобразия, печали, невежества, всяческого разорения, что там, в темно-синем небе, тоже кишмя кишат развалины, грязные дворы, сточные канавы, мусорные кучи, заросшие кладбища… Разве рассказы человека, посетившего галактику, должны напоминать сетования лотошника, слоняющегося по провинциальным городам? Кто захочет его слушать? И кто ему поверит?
Станислав Лем
Оказывается, что колодцы гуманизма в наших душах, казавшиеся на земле бездонными, иссякают с пугающей быстротой. Святой Мика, мы же были настоящими гуманистами там, на Земле <...> а здесь вдруг с ужасом ловим себя на мысли, что любили не Человека, а только коммунара, землянина, равного нам...
Аркадий и Борис Стругацкие
Мы-то, здоровые, уверенные, думали ли мы, что окажемся здесь в одиночестве? Да ведь никто не поверит! Антон, дружище, что это ты? На запад от тебя, три часа лёту, Александр Васильевич, добряк, умница, на востоке - Пашка, семь лет за одной партой, верный весёлый друг. Ты просто раскис, Тошка. Жаль, конечно, мы думали, ты крепче, но с кем не бывает? Работа адова, понимаем. Возвращайся-ка ты на Землю, отдохни, подзаймись теорией, а там видно будет...
Аркадий и Борис Стругацкие
Но, малый, как бы тебе объяснить это? Твой отец служит господину, которого имя – закон. У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба, или как там его зовут?» – с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук
Владимир Короленко