Цитаты
В городе человек, окруженный другими людьми, постоянно «забоится о приличии» - помнит, что он среди людей, видит себя со стороны, «вечно относится к себе как к постороннему»; «мысли о смерти, крики ужаса и страдания, восторги безумия и любви – все это сопровождается у горожанина такими вторыми мыслями: как бы красивее крикнуть от ужаса, как бы изящнее выразить ужас, как бы стильнее подумать о смерти». Город создал заботу о стильности, констатирует Чуковский, стилизация – способ горожанина...
Ирина Лукьянова
Жить стало лучше, жить стало веселее. Колесо сделало полный оборот: издания закрываются, главреды снимаются, выборы надвигаются. Покупательская способность растет, тексты сокращаются, поля и картинки увеличиваются, больше выносов, не больше трех тысяч знаков, очень много, слишком умно, много негатива, не надо пугать читателя, пишите о норме, а не о патологии. Депрессивно, объемно, много размышлений, не наш формат. Реклама требует контекста, контекст выравнивается под рекламу, конфликт...
Ирина Лукьянова
- Ты сама знаешь, чего ты хочешь?Она хочет вот так сидеть, прижавшись к теплому надежному боку, спрятавшись за него от мира, в уюте и тишине, целую вечность, и чтобы ничего не решать, и чтобы ни о чем не спрашивали. Чтобы любили, укрывали и согревали. Молча. А они теребят вопросами, тянут в койку, в загс, в кино, к Ленчику на день рождения, тянут к ответу, расстреливают вопросами: ты можешь, ты хочешь, ты будешь, ты готова? Ты будешь меня любить, целовать, терпеть, слушать, ждать? Гнать,...
Ирина Лукьянова
«Замечательнее всего то, что свободы печати хотят теперь не читатели, а только кучка никому не интересных писателей. А читателю даже удобнее, чтобы ему не говорили правды. И не только удобнее, но, может быть, выгоднее. Так что непонятно, из-за чего мы бьемся, из-за чьих интересов», - записывал К. И. в дневнике 16 января, на следующий день после последней встречи коллегии «Всемирной литературы», которая окончила существование почти одновременно с «Русским современником»
Ирина Лукьянова
Понятно ей и про взрослых: они по жизни натыканы, как столбы вдоль дороги. Вертикальные, бетонные и непреклонные. Они несут правила и порядок. На них дорожные знаки: обгон запрещен, качаться на стуле нельзя, упадешь (и упала). Бегать нельзя, слушаться можно. Слушаешься - хорошо, не слушаешься - плохо. Хорошо - похвалят, плохо - накажут. Если и не ясно, то предсказуемо: не попадаться на глаза, вести себя тихо, тайн не выдавать, поорут и отпустят.
Ирина Лукьянова
Ночь смотрит светлыми глазами - серыми, полупрозрачными, внимательно, в упор. Задаёт вопросы, на которые надо отвечать, а нечего. Чего-то хочет от тебя - пароля, волшебного слова, тогда что-то сдвинется, изменится, а так ничего не меняется, ждёшь и ждёшь, как в коридоре поликлиники.
Ирина Лукьянова
...как густую эту, пахучую, вонючую, скупую на цвет, щедрую на подзатыльники, неистребимую, незабываемую, милосердно затираемую памятью и всё равно продолжающую ныть в костях "малую родину", которую придумали писатели и подхватили журналисты, или Родину большую, - своё жёсткое детство, своё время и место, альтернативы которому не было дано и забыть которое было бы трусостью, а скорбеть по которому - глупостью.
Ирина Лукьянова
Больше не о чем хлопотать, нечего ждать, не на что надеяться, не о чем говорить. Смерть снова победила. Снова начинается посмертное существование – с пустыми, через силу, письмами, с повседневной работой, потому что так надо, - мучительное, полуавтоматическое, но одних инстинктах и рефлексах, существование души, у которой снова оторвали огромный кусок – и которая пытается теперь регенерировать, заращивать рану, вернуться к жизни.
Ирина Лукьянова
Свои никогда не задумывались, любят ли они эту жизнь или нет, принимают или не принимают, они жили ею и дышали. А несвои имели к ней личное отношение, и даже если о нём никто не знал, оно само выбрасывало вон из гущи, сколько в неё ни ныряй.
Своих было больше, четыре или пять к одному, и они были кучей, а несвои сами по себе, потому что редко кому из них везло прочно объединиться с себе подобными: их выбрасывало не по сходству, а по отличию.
Ирина Лукьянова
Ардова он просто прихлопнул, как муху, на четвертой строке: «О г. Ардове мы будем говорить восторженно. Он упивается такими словами, как „мираж“, „кортеж“, „чертог“, „аккорд“, „фимиам“, „лазурная пучина“, „волшебный храм цветов“, и мы рады приветствовать в его лице даровитого поэта полковых писарей».
Ирина Лукьянова
Питер Страуб Писатель
Роберт Блох Писатель
Тимоти Зан Писатель
Эдгар Уоллес Писатель
Юн Чжан Писатель