Доберись он до вершины, добейся лаврового венка — такого огромного, что тот прекрасно смотрелся бы и на гробе, — его жизнь в течение долгих лет была бы посвящена защите этой постоянно подвергаемой нападениям позиции. Тогда он навсегда бы превратился в ставку, разыгрываемую между двумя противоположными лагерями, причем ставку тем более незащищенную, что здесь под прикрытием правил шахматной игры сталкиваются два мира. Каково было бы его место во всем этом? Что была бы у него за жизнь в той тайной борьбе, в которой он мог претендовать лишь на роль маленького винтика, самое большее, на роль одного из доступных взгляду символов?
Камилл БурникельЦитаты в тренде
— Как же мало?! Как же, как же?!! — нервически возразил автор издательству. — Вот, смотрите, действие. Вот ещё — действие. Тут планетарного масштаба, простите, действие. Там вон, извините, главный герой кардинально изменил свою жизнь. Это что, не действие?! Это что, не фантастика, чтобы человек судьбу поменял?! Человек, изменивший свою судьбу, — это сверхъестественно-ненаучная фантастика!
Татьяна Соломатина
Кстати, папа, не хочешь ли ты посетить лекцию в клубе Главнауки?
"Шамбала - прообраз коммунизма", читает А. Барченко. Кажется, именно он изобрел шлем для чтения чужих мыслей? Или вот, "Алименты толкают мужчину в объятия проститутки". Выступает Александра Коллонтай. В Политехническом музее диспут Пролеткульта. "Механизация и электрификация поэтического производства". Ну, папа, это же значительно интересней и важней нищей девочки под тумбой.
Полина Дашкова
Я молча смотрел на нее. Ребра - железные прутья, тесно... Когда она
говорит - лицо у ней, как быстрое, сверкающее колесо: не разглядеть
отдельных спиц. Но сейчас колесо - неподвижно. И я увидел странное
сочетание: высоко вздернутые у висков темные брови - насмешливый острый
треугольник, обращенный вершиною вверх - две глубокие морщинки, от носа к
углам рта. И эти два треугольника как-то противоречили один другому, клали
на все лицо этот неприятный, ...
Замятин Евгений