Другий Цитаты (страница 870)
-
-
-
Я оставлю ему эти бумажки, и он лет через 300 будет с восторгом и пренебреженьем разбираться в них. Восторг потому, что он узнает, что он уже не такая дрянь, а пренебрежение по той же самой причине.
Да и ты, кто бы ты, челове XX столетия, ни был – ты цветистостью богат не будешь Душа твоя будет иметь больше граней, чем моя, стало быть больше будет приближаться к кругу. А круги все друг на дружку похожи.
Корней Чуковский
- Ну что плохого, - говорю я себе, - хотя бы в коротеньком слове пока? Ведь точно такая же форма прощания с друзьями есть и в других языках, и там она никого не шокирует. Великий поэт Уолт Уитмен незадолго до смерти простился с читателями трогательным стихотворением “So long!”, что и значит по-английски - “Пока!”. Французское a bientot имеет то же самое значение. Грубости здесь нет никакой. Напротив, эта форма исполнена самой любезной учтивости, потому что здесь спрессовался такой...
Корней Чуковский
Теперь даже трудно представить себе, что такое был Чехов для меня, подростка девяностых годов. Чеховские книги казались мне в девяностых годах единственной правдой обо всем, что творилось вокруг. Читаешь чеховский рассказ или повесть, а потом глянешь в окошко и видишь как бы продолжение того, что читал. Все жители нашего города - все, как один человек, - были для меня персонажами Чехова. Других людей как будто не существовало на свете. (88)
Корней Чуковский
Или слово "попугай". В нашем языке это слово презрительное: "болтаешь, как попугай", "попугайничаешь", а в узбекской поэзии - это каноническое любовное обращение к девушке. Там постоянно: "ты мой обожаемый попугай", "я готов умереть за один твой взгляд, о жестокий ко мне попугай", так что в данном случае дословный перевод уже потому не будет точным, что то слово, которое в атмосфере одного языка вызывает умиление и нежность, в атмосфере другого - презрительное фырканье, насмешку.
Корней Чуковский
Невозможно заниматься любовью, не умаляя собственного "я", не признавая себя, хотя бы на время, зависимым и слабым. Любовная экзальтация и сексуальное влечение имеют одинаковые корни, и то и другое происходит из самоотречения; и там и там, не потеряв себя, ничего не обретёшь. Мы стали холодными, рациональными, мы ставим превыше всего свою индивидуальность и свои права; мы стремимся в первую очередь быть ничем не связанными и независимыми; кроме того, мы озабочены здоровьем и гигиеной - тоже...
Мишель Уэльбек
Это постепенное ослабление связей между людьми представляет известные проблемы для романиста. В самом деле, как теперь рассказать о бурной страсти, растянувшейся на долгие годы, последствия которой ощущают порой несколько поколений? Мы далеко ушли от «Грозового перевала», и это еще мягко сказано. Жанр романа не приспособлен для того, чтобы описывать безразличие или пустоту; надо бы изобрести какую то другую модель, более ровную, более лаконичную, более унылую.
Мишель Уэльбек
... В истории реально существовали такие люди. Они трудились весь свой век, трудились очень тяжело, исключительно во имя долга и любви, в буквальном смысле отдавая ближним свою жизнь, движимые долгом и любовью, притом никоим образом не считая, что приносят себя в жертву; они, по сути, просто не видели иного способа прожить жизнь, кроме как даровать ее другим из побуждений долга и любви. Практически все подобные человеческие существа были женщинами.
Мишель Уэльбек