Цитаты О Мертвых (страница 15)
-
-
-
Возраст ничего не значит. Не возраст делает нас мудрыми. И даже не опыт, как это изображают. А живость ума. Живой ум и мертвый... Вы должны знать, что я имею в виду. В этом мире - и в любом другом - существуют лишь два класса людей: живые и мертвые. Для тех, кто развивает свой ум, нет ничего невозможного. Для остальных все представляется невозможным, или немыслимым, или тщетным.
Генри Миллер
– Он приходится мне папой.
– Ничего себе. Сын старика Твереза! И как поживает старый хрыч?
– Не знаю. Во всяком случае, когда его хоронили, он был мертв.
– Вот те на! И давно он, того, мертв?
– Все последние тридцать лет.
– А с виду тебе не больше двад… – начал было Думминг, но Чудакулли успел ткнуть его локтем в ребра. – Здесь сельская местность, – прошипел он. – И люди тут живут по-другому. И чаще.
Терри Пратчетт
С формальной точки зрения, кот, закрытый в ящике, может быть либо живым, либо мертвым. Но определить это можно, только открыв крышку. Именно это действие, связанное с открыванием ящика, определяет состояние кота, хотя ученые ошибаются — на самом деле состояний у кота может быть три, а именно: Живой, Мертвый и Вне Себя От Бешенства.
Терри Пратчетт
Конечно, все мы кажемся друг другу странными и непонятными, но мертвые — страннее всех. Мы еще поймем, если какая-нибудь девица ударится в католичество или гомосексуализм, но если она сознается в собственной смерти… Мы ненавидим тех, кто не может избавиться от дурной привычки. Смерть хуже пристрастия к алкоголю или героину, смерть — самая большая слабость. В мире, где тебя считают лентяйкой, если ты не бреешь ноги, быть мертвой и вовсе за гранью.
Чак Паланик
Ролофф и Кохиус объясняли королю: он должен простить врагов, если хочет заслужить вечное блаженство, и тот наконец с этим согласился. Но тут же Фридрих Вильгельм исключил из числа прощенных им врагов своего шурина, английского короля Георга II. Он ударил ладонью по постели и закричал: невозможно простить такого поганца, комедианта, принесшего ему столько горя! Священники настаивали на своем, и наконец король согласился: пусть Софья Доротея напишет брату, что на смертном одре он его простил....
Вольфганг Фенор
Ничто уже не было мертвым. Кто дерзнет назвать что-то мертвым лишь оттого, что оно пребывает в покое? Кто дерзнет сказать, что лишь движение есть жизнь? Разве оно не промежуточно и не преходяще? Ведь им выражают умеренные чувства, разве не так? Самое глубокое ощущение безмолвно, и самое высокое чувство вырастает в долгую судорогу, и восторг венчается оцепенением, и самое мощное движение есть… покой, разве не так? И быть может, самая живая жизнь — это смерть? О, экстатика вещей!
Эрих Мария Ремарк