Обычный Цитаты (страница 81)
-
-
-
Г о л о с Ф р е й д а з а к а д р о м. Не оставляй после себя никаких следов. Все, что они узнают о наших жизнях, они используют против нас.
М а р т а (возвращаясь к своей излюбленной теме). Если ты так думаешь, то не выделяйся. Будь как все, обычным врачом, не гонись за известностью.
Ф р е й д (мрачно). Еврей не может позволить себе быть как все.
М а р т а. Почему?
Ф р е й д. Потому что все – это значит гои. Если евреи не докажут, что они среди лучших, гои скажут, что они – хуже всех.
Жан Поль Сартр
Наконец, пути назад у меня не было хотя бы потому, что я и сам бы уже не согласился вернуться в свою обычную жизнь. Жизнь? Разве можно было назвать этим чудесным, великим словом мое жалкое прозябание, существование от заказа до заказа, которые всего-то и позволяли мне, что купить еще продуктов да оплатить счета за воду и электричество, и для чего? - просто чтобы протянуть до следующих заказов, до пенсии, до смерти.
Дмитрий Глуховский
В жизни я часто использую одну небольшую хитрость: если мне приходится чего-то сильно хотеть и ожидать, я заранее говорю себе, что ничего у меня не выйдет и все мои чаяния, как обычно, завершатся полным крахом. С одной стороны, это позволяет мне заранее приучить себя к мысли о невозможности воплощения этого желания и при помощи такой прививки смягчить разочарование, если события действительно станут развиваться неблагоприятно. С другой, настраиваясь на неудачу, я как будто пытаюсь заговорить...
Дмитрий Глуховский
Чувство по сути своей рождается в нас вне нашей воли, часто вопреки нашей воле. Когда мы хотим чувствовать (решаем чувствовать, как решил Дон Кихот любить Дульсинею), чувство уже не чувство, а имитация чувства, его демонстрация. То, что обычно называют истерией... Однако это вовсе не значит, что человек, имитирующие чувство, его не испытывает. Актер, исполняющий перед роль старого короля Лира, чувствует на сцене перед всеми зрителями истинную печаль покинутого, преданного человека, но эта...
Милан Кундера
Мы не принадлежим к числу поклонников войны. При случае мы всегда говорим ей правду в глаза. Есть в войне устрашающая красота, о которой мы не умалчиваем, но есть в ней, признаться, и уродство. Одна из самых невероятных его форм – это поспешное ограбление мертвых вслед за победой. Утренняя заря, занимающаяся поле битвы, освещает обычно обнаженные трупы.
Виктор Гюго
С утра на парижских перекрестках, как обычно, продавали листки со смертным приговором, громко зазывая покупателей. Значит, есть люди, которые живут с их продажи. Вы слышите? Преступление, совершенное каким-нибудь несчастливцем, понесенная им кара, его страдания, его предсмертные муки превращаются в товар, в печатную бумажку, которую продают за медяк. Можно ли представить себе что-нибудь страшнее этих монет, протравленных кровью? И кто же те, что их собирают?
Виктор Гюго
Многие скажут, что Луначарский решал задачу заведомо невыполнимую — придавал революции подобие человечности, натягивал на нее маску «человеческого лица». Это, может быть, в метафизическом отношении не очень хорошо, даже и в нравственном сомнительно. Но для тех, кого он спас, метафизика и хороший вкус были не важней и не актуальней обычного гуманизма. Того самого милосердия, которого было тогда очень мало. Главное же, он явил миру принципиально новый тип политика: творца среди творцов. А что...
Дмитрий Быков
- Кто-нибудь задумывался, почему у Звездных Войн такое странное продолжение – снимают не то, что было после третьей серии, а то, что было перед первой?
- Почему?
- В конце третьей серии гибнет Дарт Вейдер, и на этом все Звездные Войны кончаются. Их больше не может быть, потому что он – Минотавр тамошнего мира, а эта черная каска на его голове – шлем ужаса. Он их всех думает: Люка Скайвокера, роботов, Чубакку и все остальное. Поэтому после его гибели продолжения быть не может.
- Но ведь...
Виктор Пелевин