Он Цитаты (страница 16)
Он марионетка, запутавшаяся в верёвочках собственного несовершенства. Он привязан к квартире и работе. Привязан к семье и к ней, Аготе Констанс Юханнессен. Без неё он не выжил бы. Это правда. И тем не менее, сидя за письменным столом, он пишет о свободе. Думаю, он писал именно о свободе, ему хотелось прожить совершенно иную жизнь в совершенно ином месте.
Томас Эспедал
Она лежала на траве и умирала. Ведь она говорила, что её рвали на части - её собственные родители и мужчины, жизнь рвала и терзала её - и в конце концов разорвала в клочки. Она же говорила, что мы сломали её, мы, её самые близкие, мы делали её жизнь невыносимой, так она говорила. Мы создавали всё новые и новые сложности, никак её жизнь не облегчая, и она становилась всё сложнее, а под конец сделалась невыносимой. Мы, её самые близкие люди, её родители и мужчины, мы не помогли её, не смогли...
Томас Эспедал
"Она не сумела понять ни одного из двух мужчин, которых любила, и вот теперь потеряла обоих. В сознании ее где-то таилась мысль, что если бы она поняла Эшли, она бы никогда его не полюбила, а вот если бы она поняла Ретта, то никогда не потеряла бы его. И она с тоской подумала, что, видимо, никогда никого в жизни по-настоящему не понимала."
Маргарет Митчелл
Он знает, что такое горе. Это не горе. Это смерть, смерть, пришедшая раньше срока - не оглушить и пожрать его, но просто побыть подле него. Точно собака, поселившаяся с ним рядом, большая серая собака, слепая, глухая, глупая, неповоротливая. Когда он спит, спит и собака; когда он просыпается, и она просыпается; когда он выходит из дому, собака плетется за ним.
Кутзее Джон Максвелл
Он стоял, неотрывно глядя на созвездия. Сюда его послал Уолт, и здесь он понял. Решил, что понял. Это и был его рай. Не Бродвей и не лошадка на колесиках. А трава, и тишина, и звездное небо. Его рай — то, о чем из вечера в вечер говорила ему книга. После смерти он покинет ущербное тело и превратится в траву. И останется здесь навсегда. Превращения не стоит бояться — оно тоже будет частью его. То, что он принимал раньше за пустоту внутри, за отсутствие души, было лишь щемящим стремлением к...
Майкл Каннингем
Она ждала, собственно, не самого инженера Вайса, а лишь конца своего бесконечного ожидания упомянутого инженера, поскольку это состояние становилось уже не выносимым. Любила ли она его? Этого она сказать не могла. Она не так хорошо его знала. Почему она его не бросила? Потому что бросать, в сущности, еще было нечего. Его практически не было.
Даниэль Глаттауэр
Он рассматривал также и девушек, их оживленные лица, думал о них и волновался слабо и горько, как всегда, когда видел юную прелесть, проходящую мимо с кем-то, а не с ним. Потом он посмотрел на нее и обрадовался. Он увидел, что и здесь — среди молодых и красивых — она была все-таки лучше всех. Она смотрела в окно, лицо ее было матово, а глаза темны и ресницы длинны.
(Двое в декабре)
Юрий Казаков
она замечала, религиозный экстаз делает людей черствыми ("идеи" разные - тоже), бесчувственными; мисс Килман, например, в лепешку расшибется во имя русских, будет морить себя голодом во имя австрийцев, а в обычной жизни она сущее бедствие, совершенный чурбан в этом зеленом своем макинтоше. Носит его не снимая; вечно потная; пяти минут не пробудет в комнате, чтоб ты не ощутила, насколько она возвышенна, а ты ничтожна; какая она бедная, а ты богатая; как она живет, в трущобах, без подушки или...
Вирджиния Вулф
Он очень выигрывал сейчас на фоне белоснежного столового белья и серебряных судков. Когда он стал орудовать ножом и вилкой, разрезая сочное жаркое, кольца на его пальцах, казалось, заговорили. Его новый костюм приятно шуршал всякий раз, как он протягивал руку за каким-нибудь блюдом, передавал хлеб или разливал кофе. Он не переставал подкладывать на тарелку Керри, и его душевное тепло согревало ее тело, пока она не почувствовала себя так, будто переродилась. Друэ, с обывательской точки зрения,...
Теодор Драйзер
— Он не был таким, как я, — улыбнулся Большуа. — Папа любил женщин, а те отвечали ему любовью за то, что он умел преобразиться именно в того мужчину, который был им нужен.
— В кого? В кого же он преображался? — запальчиво воскликнул Яаков, надеясь получить ответ, который наконец развеет туман, нависший над его собственной любовью.
— Ты думаешь, наверное, что он им Казанову изображал. Им же был нужен… их собственный муж.
Яаков не знал, что и сказать.
— Они-то надеялись, что у него...
Меир Шалев