Цитаты О Родине (страница 7)
— Скажи, загадочный человек, кого ты любишь больше, — отца, мать, сестру или брата?
— У меня нет ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата.
— А друзей?
— Не понимаю, о чем вы: смысл ваших слов от меня ускользает.
— А родину?
— Не знаю, в каких широтах она лежит.
— Красоту?
— Я рад бы ее полюбить, будь она бессмертной богиней.
— Золото?
— Ненавижу его, как вы ненавидите Бога.
— Так что же ты любишь, несуразный чужак?
— Люблю облака… облака, плывущие там… далеко… далеко… сказочные облака!
Шарль Бодлер
Помешаны они на наших Наташах — оно и понятно, какая еще баба и в постели тебя как в лучшем борделе обслужит, да еще ни свет ни заря вскочит, шнурки погладит да накормит, как в лучшем турецком ихом ресторане? Вот и осыпают они наших глупых Наташ своим дешевым турецким золотом, да отпускают их раз в год на родину – перед подругами похвастать – «Посмотрите, девчонки, как у меня жизнь-то удалась! » Еще бы зубы золотые вставила и вперед – на лом, вместе с телом…
Катя Цойлик
— Послушай, Крэнли, — сказал он. — Ты спрашиваешь меня, что я хотел бы сделать и чего бы я не стал делать. Я тебе скажу, что я делать буду и чего не буду. Я не буду служить тому, во что я больше не верю, даже если это называется моим домом, родиной или церковью. Но я буду стараться выразить себя в той или иной форме жизни или искусства так полно и свободно, как могу, защищаясь лишь тем оружием, которое считаю для себя возможным, — молчанием, изгнанием и хитроумием.
Джеймс Джойс
Когда в погоне за какой-то неуловимой мечтой мысль его вдруг нерешительно останавливалась, отказываясь от этой погони, он слышал над собой неотвязные голоса своего отца и учителей, которые призывали его быть прежде всего джентльменом и правоверным католиком. Теперь эти голоса казались ему бессмысленными. Когда в колледже открылся класс спортивной гимнастики, он услышал другой голос, призывавший его быть сильным, мужественным, здоровым, а когда в колледж проникли веяния борьбы за национальное...
Джеймс Джойс
Весь день — состояние острейшей ностальгии, ностальгии по всему: по родине, детству, тому, что своими руками разрушил, по стольким пустым годам, стольким бесслезным дням… Не гожусь я для «жизни». Я был создан для существования совершенно дикого, в абсолютном одиночестве, вне времени, в призрачном, закатном раю. Призвание к тоске я довел до степени порока.
Эмиль Чоран