Веко Цитаты (страница 80)
школа драматической поэзии. Эта школа, как нам кажется, имеет своим учителем и родоначальником поэта, характеризующего переход от XVIII века к XIX-му, мастера описаний и перифраз, - того Делиля, который, говорят, под конец своей жизни хвалился, - в стиле гомеровских перечислений, - тем, что он дал нам двенадцать верблюдов, четырех собак, трех лошадей, включая сюда и лошадь Иова, шесть тигров, двух кошек, шахматную доску, триктрак, шашечницу, бильярд, несколько зим, множество лет, еще больше...
Виктор Гюго
Я не терплю театра, вижу в нем, в исторической перспективе, примитивную и подгнившую форму искусства, которая отзывает обрядами каменного века и всякой коммунальной чепухой, несмотря на индивидуальные инъекции гения, как, скажем, поэзия Шекспира или Вен Джонсона, которую, запершись у себя и не нуждаясь в актерах, читатель автоматически извлекает из драматургии.
Владимир Набоков
Кому охота жить в эпоху революций? Нам повезло родиться в век роскоши и богатства, «пуховой» туалетной бумаги, шоколадных крендельков и «Макдоналдсов» на каждом углу. Людям и в голову не приходит, что, может быть, «Макдоналдс» – не олицетворение зла и капитализма, правящего миром, а просто возможность быстро и с комфортом перекусить. Поэтому их так много повсюду. Наверное, власть потребителей важнее просто власти народа. А может, это теперь одно и то же.
Скарлетт Томас
В прошлые века классовые различия были не только неизбежны, но и желательны. За цивилизацию пришлось платить неравенством. Но с развитием машинного производства ситуация изменилась. Хотя люди по прежнему должны были выполнять неодинаковые работы, исчезла необходимость в том, чтобы они стояли на разных социальных и экономических уровнях.
Джордж Оруэлл
Школа Лайеля учит нас, что все изменения происходят медленно, почти незаметно для глаза в течение многих веков, тысячелетий... Песчинку за песчинкой наносит вода, и капля по капле долбит камень. Если же мы не замечаем этого, то потому только, что жизнь наша коротка, знания ничтожны и равнодушие велико.
Арсеньев Владимир Клавдиевич
Но ведь все они были еще совсем молоды и полны сил! Ощущение бесчестья мучило их и угнетало, словно дурная болезнь. Шатающийся басок Галича обжигал их совесть так, что дух перехватывало. Надо было идти на площадь. И бессмысленно было - идти на площадь. Не только и не просто страшно - бессмысленно! Они были готовы пострадать, принять муку ради облегчения совести своей, но - во имя пользы дела, а не во имя гордой фразы или красивого жеста. Они не были совсем лишены понятия о чести, но это...
С. Витицкий
Хунсаг прожил на свете больше века и, поскольку за весь столь долгий срок любовь ни разу не встретилась на его пути, привык считать ее чем-то вроде оправдания слабости. Людям слабым и тупоумным скучно наедине с собою, вот они и заполняют саднящие пустоты возмутительными в своей примитивности теориями. Большинство из них, произнося сокровенное «люблю», на самом деле имеют в виду «желаю обладать». Или даже «желаю поработить, отнять душу и превратить в идеал, соответствующий моим личным...
Марьяна Романова
Ведь говорил же учитель самого Павла Алексеевича, профессор Калинцев, о «гипотонических» детях начала века… Он описывал их как вялых, слегка сонных младенцев, с мягонькими мешочками под глазами, с полуоткрытыми ртами и ангелически расслабленными ручками… Как же, наверное, они были не похожи на теперешних, с крепко сжатыми кулачками, с подогнутыми пальцами ног, с напряженными мышцами. Гипертонус. И поза боксера — сжатые кулачки защищают голову. Дети страха. Они, пожалуй, более жизнеспособны....
Людмила Улицкая
На первых порах все были очарованы. Великолепная выдумка эти полезные и удобные штуки! Почти игрушки, почти забава! Но люди чересчур втянулись в игру, зашли слишком далеко, все наше общество попало в плен к механическим нянькам — и запуталось, и уже не умеет выпутаться, даже не умеет само себе признаться, что запуталось. Вот они и мудрствуют, как и во всем прочем: таков, мол, наш век! Таковы условия жизни! Мы — нервное поколение!
Рэй Брэдбери
Разумеется, он отдавал себе отчет, что в плане нравственности действует наудачу, но это касается всех ученых без исключения. Ведь приходится пробираться на ощупь, не ведая о последствиях, не зная, какую тень отбросит твое имя, чьи тела лягут у порога. Разве, вспахивая по наитию новое поле, можно быть уверенным в том, что удастся войти в свой и следующий века, не запачкав руки кровью? Что же, все бросить? Заткнуть рот Эйнштейну? Связать руки Гейзенбергу? На что тогда можно рассчитывать?
Зэди Смит