С женщинами что плохо? Всё время недооцениваешь степень идиотизма, в который их вгоняет страсть.
Цитаты в тренде
Я так и вижу за стеклянной дверью Санди, нашего пса, он исступленно хлещет хвостом по стенкам кабины лифта, не помня себя от радости: гулять!
Санди, беспородный палевый пес, телосложение и морда от немецкой овчарки, гладкая шерсть скорее всего от лабрадора, я помню Санди и говорю себе порой - в минуты самого глубокого уныния, - что мои родители любили его больше, чем меня, на что сам же себе отвечаю - лгу от гордости и злости, - что и я любил его больше, чем их.
Александр Диего Гари
Если все вокруг правы, если взрослые, такие, как ее дядя и тетя, правы, тогда почему же они стали такими вялыми, мерзкими созданиями, почему сама жизнь отвергла их, словно они ей надоели? Зловещие марионетки, потускневшие с годами... Жизнь сурова к тем, кто ее не любит и ее предает. Она дает им шанс, дает время одуматься, все исправить, стать лучше, но если все остается по-старому, она стирает их с лица земли, или уродует, или топит в болоте скуки. Она берет под крыло тех, кто никогда не...
Катрин Панколь
По окончании школы Кьеркегор поступил в университет Копенгагена, чтобы изучать теологию. Быстро прославившись благодаря своей широчайшей эрудиции и язвительному остроумию, он считался едва ли не знаменитостью в студенческих кругах провинциального Копенгагена. Вскоре юноша забросил теологию и занялся философией. Особенно его интересовала философия Гегеля, которая в то время со скоростью эпидемии распространилась по всей Германии и достигла уже куда менее философичных уголков Европы. Кьеркегору...
Стретерн Пол
Русская литература не любит бедности. Она любит либо бесконечное богатство, которое иногда все-таки делает человека сверхчеловеком, — либо столь же сверхчеловеческую нищету, последнюю степень свободы. «Бедный» звучит жалко, «нищий» — величественно. Только утратив все, за что цепляешься, ты взлетишь. А просто человека русская литература не любит.
Дмитрий Быков
Я решила навсегда отказаться от любви, уйти как уходят со сцены. Я устала от неизменности своего амплуа. Декорации обновлялись, герои-любовники сменяли друг друга, а моя роль оставалась прежней. В начале пьесы я бывала нежной и наивной, а под занавес - измученной мучительницей. Казалось, неизвестный драматург с завидным постоянством пишет для меня трагедии, а я прилежно и покорно заучиваю текст. Выбора у меня не было.
Катрин Панколь
