Цитаты в тренде
От двух страниц пассивного залога – почти любой деловой документ, не говоря уже о пачках плохой прозы – мне хочется вопить. Это слабо, это уклончиво, а часто еще и мучительно. Как вам такое: Мой первый поцелуй всегда будет вспоминаться мной как время, когда был начат наш роман с Шайной. Фу, будто кто-то пернул! Выразить ту же мысль куда проще – приятнее и сильнее – можно так: Наш роман с Шайной начался с первого поцелуя. Я его никогда не забуду. От этого я тоже не в восторге, поскольку два...
Стивен Кинг
Как сообщалось на страницах популярной печати, американский орнитолог Рей Берунк открыл школу попугаев-поводырей для слепых. Птиц обучают произносить слова «стой», «иди», «поверни налево» и т. п. в зависимости от сигналов светофора, наличия дорожных опасностей, препятствий и т. п.
В отличие от собак-поводырей, попугай-поводырь не страдает дальтонизмом, не отвлекается на кошек, дешевле по содержанию и живет намного дольше. Стоимость попугая-поводыря от 250 до 400 долларов, в зависимости от...
Владимир Морозов
Насмешка над кем-то может также стать мощным социальным оружием как детей, так и взрослых. Она вдвойне оскорбительна, означая, что данный индивид — не только страшила, чудила, но еще и пустое место. Комик-профессионал намеренно берет на себя роль такого неудачника и тем самым зарабатывает большие деньги. Их платят зрители, которые убеждаются в том, что принадлежат к сообществу путёвых людей, противопоставляемых его мнимой непутевости.
Десмонд Моррис
Я взволнован, но волноваться я не хочу, потому что это мне мешает. Мне хочется вновь изведать те тайные стремления, то острое, непередаваемое ощущение страстного порыва, которое овладело мной, когда я подходил к своим книгам. Пусть меня снова подхватит тот вихрь желаний, который поднимался во мне при виде их пёстрых корешков, пусть он растопит этот мертвяще-тяжёлый свинцовый комок, что засел у меня где-то внутри, и пробудет во мне вновь нетерпеливую устремлённость в будущее, окрылённую...
Эрих Мария Ремарк
Литература, с времён папируса и глиняных табличек, никогда не возникала из пустоты. Она отталкивалась от жизни - такой, какой эта жизнь виделась автору. От реалий политических игр, от сплетен литературной среды, от цены на хлеб и вино, от возницы, окатившего автора грязью из-под колёс двуколки, от соседа, пихнувшего в метро.
Сергей Лукьяненко
Голубоглазый знал, в чем тут дело. Его дар - его необыкновенная чувствительность - теперь превратился в яд, медленно распространяющийся по организму; под постоянным воздействием этого яда он постепенно превращался из здорового, нормального мальчика в нечто такое, чему даже родная мать с трудом могла посочувствовать.
Джоанн Харрис
