Говор Цитаты (страница 372)
- И что ты ему сказала?
- Что ты лесбиянка, феминистка, шизофреничка и…
- Но ведь это же неправда! - возмутилась я.
- Да неужели?
- Я просто лояльна в своей ориентации! И… иногда, может, я и склонна присоединиться к феминисткам, но чаще боюсь темноты и не хочу спать одна…
- Ладно-ладно. На самом деле я говорила о тебе только хорошее. А так как хорошего в тебе немного, разговор наш был краток.
ВиКи
Так что всякий раз, когда собеседник пытается склонить вас к чему-либо, нарисовав прямую пропорциональную зависимость (или обратно пропорциональную, все равно), подумайте немного, и вы, скорее всего найдете, что функция, о которой он говорит, экстремальна. И ваша задача - определить оптимум, а не поддаваться эмоциям.
Александр Никонов
Когда я хороший, у меня такое настроение; когда я, как говорится, плохой, это тоже настроение. Я никогда не знаю, каким я буду в ту или иную минуту. Иногда мне нравится сидеть дома после ужина и читать «Сон Геронтия». Я люблю чечевицу и холодную воду. Иногда я должен пить абсент и всю ночь напролет веселиться со шлюхами. Мне нужна музыка и подходящие к ней грехи. Бывает, я хочу бедности, убожества, грязи… У души есть свой West End и свой Whitechapel
Фил Бейкер
Но все-таки еще вчера вечером мы с папой уточнили: солгать из страха перед Дрыгалкой или Колодой, из страха перед наказанием – нельзя. Это трусость, это стыдно. Солгать из желания получить что-нибудь для своей выгоды – тоже нельзя. Это шкурничество, это тоже стыдно. Говорить неправду можно только в тех случаях, когда от сказанной тобою правды могут пострадать другие люди. Тут надо идти на компромисс. Это и горько, и больно, и тоже, конечно, стыдно, но что поделаешь?
Александра Бруштейн
– Да ведь четверка – это «хорошо»!
– А мой папа говорит: надо все делать отлично! – Ну, знаешь, твой папа! Его послушать, так надо ранец на спине таскать и на одни пятерки учиться… Что за жизнь!
Маня хочет предотвратить ссору. Она мягко вставляет:
– Мой папа тоже так думает: «Что делаешь – как можно лучше делай".
Александра Бруштейн
- Безобразие, Майофис! - сурово сказал папа. - Взрослый человек - бьете ребенка! Вам придется отвечать за хулиганство!
Майофис несколько раз переложил свой меланхолический нос-клюв справа налево и обратно и сказал, прижимая обе руки к груди:
- Господин доктор, вот вы говорите: "хулиганство"! А я умирать буду - вспомню, какое я сегодня получил удовольствие!
Александра Бруштейн
Вот тут я впервые в жизни не то что поняла, а всем существом своим почувствовала: в театре всегда есть не только то, что зритель воспринимает глазами и слухом, то есть слова, которые произносят актеры, поступки, которые совершает тот или иной герой пьессы. Нет, есть еще всегда то, что не говорится и не делается, то есть то, что герой (и изображающий его актер) думает, чувствует, то, чего он хочет или чего он, наоборот, хотел бы избежать. Это выражается не словами и не поступками, а звуком...
Александра Бруштейн
– Сын мой, ты преступил заповедь господа бога нашего – на горе Синайской он приказал нам: «Не убий!»
Лекерт посмотрел на раввина, – до этой минуты он слушал его равнодушно и ничего ему не отвечал.
– Раввин, почему вы говорите это мне, а не им? – Он кивнул на своих палачей. – Ведь они сейчас убьют меня.
Александра Бруштейн