Кровавый Цитаты (страница 7)
-
-
-
В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльяма дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.W białym płaszczu z podbiciem koloru krwawnika, posuwistym krokiem kawalerzysty, wczesnym rankiem czternastego dnia wiosennego miesiąca nisan pod krytą kolumnadę łączącą oba skrzydła pałacu Heroda Wielkiego wyszedł procurator Judei Pocjusz Piłat.
Михаил Булгаков
Таня -- огромный плод, рассыпающий вокруг свои семена, или, скажем, фрагмент Толстого, сцена в конюшне, где закапывают младенца. Таня -- это лихорадка, стоки для мочи, кафе "Де ла Либерте", площадь Вогезов, яркие галстуки на бульваре Монпарнас, мрак уборных, сухой портвейн, сигареты "Абдулла", Патетическая соната, звукоусилители, вечера анекдотов, груди, подкрашенные сиеной, широкие подвязки, "который час?", золотые фазаны, фаршированные каштанами, дамские пальчики, ...
Генри Миллер
Я держу ее в объятиях посреди улицы, мои руки в крови, ее лицо в крови, мои губы в крови, ее рот в крови, мои глаза в крови, ее волосы в крови, мои слезы – это кровь, и ее– кровь. Но никакие старинные заклинания нас уже не спасут. И я отворачиваюсь, с трудом поднимаюсь на ноги. Кэрол говорит: «Останься!» Но прошло уже двадцать пять лет и больше, и мне надо уйти, надо оставить ее одну здесь, на этой улице, в этой кровавой реке. И я смотрю вверх, а там – лишь Закон, Великий Закон, луна и Он....
Дэвид Пис
Сверхчеловек, то низок, то велик,
Беглец, герой, смиритель усмиренный,
Шагавший вверх по головам владык,
Шатавший императорские троны,
Хоть знал людей ты, знал толпы законы,
Не знал себя, не знал ты, где беда,
И, раб страстей, кровавый жрец Беллоны,
Забыл, что потухает и звезда
И что дразнить судьбу не надо никогда.
Джордж Гордон Байрон
— Музыкант… особенно если он композитор. Он берет кусок себя, и кровавый кусок… со вкусом жизни, любовью и страхом смерти. И он консервирует… нет, не так, он переводит лучшие — или страшные — моменты своей жизни в другую… знаковую систему. Другой код. И посылает в пространство. Или записывает значками на бумаге. И ему при этом плевать, раскупают ли у бара спиртное, подрыгивают ли ноги у сидящих и вибрирует ли танцпол.
Марина и Сергей Дяченко
Я вынашивал тайную мысль захватить вас с собой в Эн-Сент-Мартин, тихий городок при слиянии двух речушек, несущих свои воды под прикрытием довольно занятных названий, Эн и Труй, в ту, в минувшую уже эпоху, когда их берега ещё не являли взору воскресных гуляк произведений современного искусства, по всей видимости принадлежащих кисти некого мясника, ныне выставляющего ту или иную часть женского тела — голову, грудь, бедра, ну и прочие там всякие органы — образчиками кровавого реализма…
Сальваторе Адамо
В наш век информации нас окружают изображения разложения и смерти – обезглавливание, бои быков, кровавые убийства. Эти картины вовсе не призваны напоминать нам о нашей участи, а используются с целью стимуляции страстей, развлечения и наживы. Смерть стала продуктом потребления. Большинство из нас глубоко не задумывается о природе смерти. Мы не отдаём себе отчёта в том, что наше тело и окружающая среда состоят из неустойчивых элементов, которые могут распасться при малейшем толчке.
Дзонгсар Кхьенце
- Я против; я всеми силами души моей протестую против такого кровавого решения! - встал с места Виргинский.
- Но? - спросил Петр Степанович.
- Что но?
- Вы сказали но... и я жду.
- Я, кажется, не сказал но... Я только хотел сказать, что если решаются, то...
- То?
Виргинский замолчал.
Федор Достоевский
Беспечный отдых и кровавый труд,
Сменяясь бурно, радость нам несут.
Её поймешь не ты, комфорта раб,
Чей дух пред бурей сдался б и ослаб,
Не ты, чья доля - праздность и разврат,
Ко сну и наслаждению не рад.
Лишь тот поймет, чей дух над синевой
Вершит победоносно танец свой,
Кто трепет счастья чувствует, когда
Кругом одна бескрайняя вода,
Кто к предстоящей схватке сам спешит
И рад тому, что всех иных страшит,
Кто ищет то, что труса гонит прочь,
А слабого заставит изнемочь, -
Он...
Джордж Гордон Байрон