Нет Цитаты (страница 577)
Вот опять я один. Это так тяжело, так ужасно, так мучительно... Скоро я стану старым. И всё это наконец закончится. Множество людей бывало здесь, в моей комнате. Они о чем-то говорили. Я даже не помню о чем. Их больше нет. Разбросанные по всему свету, они состарились, обрюзгли и опустились... Все они далеко, очень далеко, они растворились, разъехались в поисках счастья. Почтальон снял кепку. Я мог бы выразить свою ненависть прямо сейчас. Это я умею. Но всему свое время. А пока я буду...
Луи-Фердинан Селин
В нас смолкает музыка, под которую плясала жизнь, – и все тут. Молодость ушла умирать на край света, в безмолвие правды. Куда, спрашивается, идти, когда в тебе уже нет достаточного заряда безумия? Правда – это нескончаемая агония. Правда в этом мире – смерть. Выбирай: умереть или врать.
Луи-Фердинан Селин
Прозрачные двери вестибюля украшены рекламными плакатами: «Одни открывают дверь, другие – пиво». Плакаты красивые, но мне печально, плакаты лгут, такая реклама – чистое насилие над сознанием, разрушение мозга, грубое наебалово. Да я лучше сто дверей открою, чем одно пиво, потому что за дверью может ждать новая жизнь, а в бутылке пива нет ничего, кроме пива. Там сначала пиво, а потом дно, не верите – сами убедитесь.
Андрей Рубанов
Можно поменять местами многое. В истории, в политике, в культуре, в любви. Когда я думаю об этом, я грущу. Если многое можно поменять местами – значит, ничего не меняется. Нет никакой разницы между десятым веком и двадцать первым. Между социализмом и капитализмом. Между русским и чеченцем. Между Россией и Америкой. Везде и во все времена власть и деньги принадлежали самым коварным, жестоким и беспринципным людям. Прочие – «широкие слои населения» – вынуждены смириться. Так было, и так будет.
Андрей Рубанов
Я наблюдал,слушал вздохи Миронова и думал,что одно и то же насилие все - таки выглядит очень разно,в зависимости от того,происходит ли оно в сожженой кавказкой столице, среди смрадных руин, или же в двусветном зале,на дубовом паркете, меж гобеленов и фамильного серебра. Разрезать человека малайским кинжалом или штык - ножом - нет, не одно и то же.
Андрей Рубанов
[...] Выйдешь к ним, а они грустные, тихие, улыбаются мирно: парень, нас уже сделали, нам уже вставили, неоднократно... Каждую минуту вставляют. Желающих множество. Хочешь — и ты вставь, если тебе от этого легче.
И тебе ясно тогда: нет никакой чести в том, чтобы вставить всему миру.
Но и не вставлять тоже нельзя. Иначе мир расслабится и решит, что может обойтись без тебя. А ты не согласен.
Тебе точно известно: мир не может обойтись без тебя. Иначе зачем тогда ты рождён?
Андрей Рубанов
Я отрезал бы себе язык. Не хочу говорить. Некому, незачем. Нечего сказать. Я выколол бы себе глаза, мне не на что смотреть. Ослепил же себя царь Эдип. Я бы ампутировал ушные раковины, на манер Ван Гога, у меня нет сил слышать грохот сталкивающихся над моей головой галактик, и тележный скрип земной оси, и победный рев травы растущей, и гад морских подводный ход. И мычание золотых телят. И газированный перезвон разбивающихся людских надежд.
Андрей Рубанов
Прости. Сашечка. Прости. Саша.
Прости.
Больно. Прости…
— Чего это он? — спросила Наташа. — Из-за меня до сих пор переживает?
— Нет, — сказал Первоцвет Любимович, прищурившись. — Это он землю жрать собирается: старинный русский обычай.
Похолодало. Подул северный ветер.
C неба кто-то хитрый и смертельно больной просыпал тяжелые дождевые капли.
Владимир Данихнов