Предсмертный Цитаты (страница 3)
-
-
-
…
Жизнь – нам подсовывает смерть,
как быстрый выход,
смерть – нам подсовывает жизнь,
как свой итог:
стихотворенье – начинается как выдох,
стихотворение – кончается как вздох.
То, как испарина, предсмертная ночная,
а то, как утренняя радость – в первый раз!
я ничего про выходы – не знаю.
я знаю, что все – кончилось! – сейчас. Август – октябрь 2001
Дмитрий Воденников
Я понимаю, что бессмысленно лишать себя удовольствия из-за того, что его лишены другие, отказываться от счастья потому, что кто-то другой несчастлив. Я знаю, что в ту минуту, когда мы смеемся над плоскими шутками, у кого-то вырывается предсмертный хрип, что за тысячами окон прячется нужда и голодают люди, что существуют больницы, каменоломни и угольные шахты, что на фабриках, в конторах, в тюрьмах бесчисленное множество людей час за часом тянет лямку подневольного труда, и ни одному из...
Стефан Цвейг
Жертва-праотец, жертва-производитель, она порождает особей, которые твердо знают, как остры и беспощадны клинки у палача, но не знают совершенно, какой у палача хрупкий, легко ломающийся хребет… Как приятно его перебить… Как легко он распадается на отдельные позвонки… И какими не плотоядными, блестящими, а осмысленными и даже умными, полными философского раздумья, становятся у палача глаза в те короткие мгновения… Так пусть же теперь умирают палачи, профессор, ибо каждый удар по позвоночнику...
Фридрих Горенштейн
Не зовите стихами мои исступленные строчки,
Ведь стихи сочиняют поэты в домашней тиши,
Я же руки просунул сквозь прутья своей одиночки
И зову вас на помощь великою болью души. Но напрасно кажусь я вам мучеником и героем,
Оглянитесь, о люди, - до самого края земли
Обреченные кошки проходят задумчивым строем
И у каждой на шее обрывок веревки-петли. Этот строй замыкают собачьи покорные своры,
Застилает глаза им предсмертный томительный мрак,
И за ними с веселой усмешкой идут живодеры,
И...
Вениамин Айзенштадт
Тогда Квазимодо поднял глаза на цыганку, тело которой, вздернутое на виселицу, билось под белой одеждой в последних предсмертных содроганиях, потом взглянул на архидьякона, распростертого у подножия башни, потерявшего человеческий образ, и с рыданием, всколыхнувшим его уродливую грудь, произнес:
– Это все, что я любил!
Виктор Гюго