Дорогой Цитаты (страница 114)
Обычно и пожарных, и "скорую" вызывали или к остановке на новой автомагистрали, где вечно кого-то сбивали, или к торговому центру. С тех пор как клуб "Худеем вместе" переехал к магазину керамики, многие пытались сбросить лишние килограммы прямо по дороге туда, но не в меру усердствовали, и дело кончалось инфарктом.
Фэнни Флэгг
Вот это и есть окружение. Блуждание по лесам и болотам с риском попасть под внезапный огонь противника или угодить в плен. Это - голод, голод и - еще раз - голод, потому что ты без связи, без поддержки, без медицинской помощи, наконец, и любая рана может оказаться для тебя смертельной. А еще это усталость и чувство обреченности, это - сон урывками, когда спишь-то вполуха и вполглаза. А дороги патрулируются немцами, и наш путь должен проходить через непроходимое. Тогда есть шанс уцелеть....
Борис Васильев
Она никогда не сомневалась в его верности.
Всегда защищала свое право верить в это. Он никогда не забудет, как однажды ее брат под водку гордо пересказал ему то, что Алиция ответила на ядовитый вопрос подружки, на самом, что ли, деле она верит, что ее рыбак верен ей все эти долгие месяцы: "Моя дорогая, конечно, он верен мне. Но я все же беспокоюсь: только подумаю, что какая-нибудь курва берет у него в рот и делает не так, как ему нравится, то я как нормальная женщина просто в бешенство впадаю".
Вишневский Януш
Вечером Секеркова пришла к Марцину и попросила его пойти с ней к ксендзу и поговорить с ним.
– Ты у нас образованный и лучше, чем я, объяснишь Ямрожему, – сказала она.
По дороге к костелу она рассказывала ему про Зарембову, про приговор суда и про куратора. Чем дольше она рассказывала, тем сильнее нервничала, тем громче говорила и тем чаще вворачивала ругательства. Когда Вальчакова открыла им дверь и к ним вышел ксендз Ямрожи, Секеркова без всяких предисловий выпалила:
– Благочестивый...
Вишневский Януш
– С вами, Матвей Бенционович, договориться можно, потому что вы мужчина и умеете за частностями видеть главное, – подхватил Константин Петрович. – Женщина же не поймет меня никогда, потому что для нее частность важнее Цели. Вы и я пожертвуем одним человеком ради спасения тысяч и миллионов, даже если этот человек нам бесконечно дорог и если сердце будет истекать кровью. Женщина же никогда на такое не пойдет, и миллионы погибнут вместе с тем несчастным, кого она пожалела.
Борис Акунин
Мы с тобой много рассуждали о предназначении земной жизни и вроде бы оба согласны в том, что главный долг каждого человека перед Богом – найти себя, собственный путь, прожить свою, а не чужую судьбу. Ты сама же и говорила, что главные беды людского рода оттого, что из тысячи человек девятьсот девяносто девять доживают до смерти, так себя и не поняв, прозанимавшись всю жизнь не своим делом. Я тоже думаю, что Богу ничего иного от нас не нужно – только чтоб всяк свою дорогу отыскал и прошел ее...
Борис Акунин
Должно быть, он принадлежит к тому сословию, которое в России называют итальянским словом intelligenzia, кажется, подразумевая образованный европейский класс. Согласитесь, дорогая Эмили, что общество, в котором европейский класс выделяется в особую прослойку населения и при этом именуется иностранным словом, вряд ли можно причислять к разряду цивилизованных.
Борис Акунин
Нельзя ведь каждую секунду жизни трястись, что с тобой может произойти беда: упадет кирпич, или за рулем встречной машины уснет водитель, или в кафе, куда ты вошел выпить чашку эспрессо, взорвется портфель с взрывчаткой. Когда-нибудь беда непременно произойдет, никуда от нее не денешься. Ну, не портфель с взрывчаткой, так опухоль или тромб (неизвестно еще, что хуже), но тут уж одно из двух: или трястись, или жить. Иди своей дорогой и надейся, что она еще не скоро заведет тебя в...
Борис Акунин
Что, разве не минорит этот брат Диотисальви из Флоренции?»
«Минорит, – улыбнулся Вильгельм. – Тот, который пришел в монастырь проповедников и заявил, что не согласится принимать пищу, пока ему не выдадут кусок облачения брата Иоанна, и это для него будет реликвия. А когда ему дали этот лоскут, он вытер им зад и бросил в отхожее место, а потом взял шест и стал ворошить дерьмо палкой с криками: “О горе, помогите, братики дорогие, я потерял в нужнике святую реликвию!”»
Умберто Эко